В новом районе, бывшем загоне,
Вырос огромный цементный кокон.
Серая пыль, затвердев в бетоне,
Схватила и держит тысячи окон,
Тысячи стенок, балконов, дверей,
Тысячи вечнозеленых людей,
Тысячи разнокалиберных глаз,
Тридцать тысяч зубов, и пять тысяч фраз.
Стилизованный внук Карбюзье с Вандерое:
Небо - два с половиной метра,
Очередной рывок домостроя -
Девять квадратов на человека!
Пищеводы подъездов, давясь, пропускают
Тысячи тонн живой биомассы.
"Нам лучше не надо" - это считают
Передовые рабочие классы.

Тысячи кухонь каждое утро
Жарят на нервах куриные яйца.
В тысячах спален каждое утро,
Нежно сопя, расплетаются пальцы.
Здесь ежедневно кого-то хоронят,
Через неделю - горланят свадьбы.
Не стой под балконом - горшочек уронят.
Легче родной, не провалилась кровать бы!

Одиночество здесь - царица досуга,
Среди соседей - ни врага, ни друга,
Тем не менее все про всех все знают,
Вечерами стены почти исчезают.
Вон, бабка сидит и грустит у окна,
Нет ни овец, ни козы, ни коровы,
Ей на балконе завести бы быка,
А то на кой хрен такие хоромы?
Я тоже живу здесь в квартире сто три,
И у меня двенадцать замков на дверях.
Я закаляюсь летом без горячей воды,
И размножаюсь зимой при электро-свечах.
Я замурован в этом каменном веке,
Я опечатан в этом чертовом блоке,
Я наблюдаю, как в сжатые сроки
Сосед убивает в себе человека.

Миллионы мечтают об этой крыше,
Нет им покоя под залатанным небом,
Тысячи глоток.. граждане, тише!
Ведь я помню, когда мы делились хлебом,
Делились солью, посудой, дровами,
Ходили к соседкам за утюгами,
Слушали хором футбол и хоккей,
Короче были, были...

Заколдованный мир в эту темную ночь.
Твои окна - звезды галактик, но я лечу прочь.
Каменеющий мир, окольцованный быть,
Быть может только любовь сможет всем нам помочь
Остаться людьми, остаться людьми, остаться людьми,
Остаться людьми, остаться людьми...

Мне сегодня так икалось,
Люсь, ты вспомнила меня!
Как под током сердце сжалось,
Электричество кляня.
Все к чертям, решил - поеду!
На работе взял отгул.
И вот я еду, еду, еду, еду, еду, еду...
Ик! - Еще разок икнул.

А напротив сонно бабка
Ковыряет пальцем нос.
Ей, видать, и енто сладко,
Нахлебалась в жизни слез.
Паренек с подбитым глазом,
Девка с кожей молодой.
С ней нахал, сулящий разом
Счастье, свет и мордобой.

Эх, железная дорога.
Эх, стальная магистраль.
Электрические боги
Обещали пастораль.
Эх, квадратные колеса.
Ох, кудрявые столбы!
Кровоточащие десна
Обеззубленной души.

Ох, сижу, небритый очень,
То ли дрема, то ли смерть.
Ехать дальше нету мочи,
Нету силушки терпеть.
Рядом стаж закона хваткий, ага!
Три здоровых кулака
На заслуженной фуражке
Режет картой дурака.

Здесь народ все буквы знает,
Хоть и немытые умы.
Скоро, слышь, подорожают
Твердокаменные лбы.
Эх, родимые ухабы.
За окном весь мир в пыли.
Там оранжевые бабы
Забивают костыли.

Эх, железная дорога,
Расписные поезда.
У родимого порога
Отказали тормоза.
Эх, дорожные дебаты,
Размышленья-кирпичи,
Привокзальные сократы,
Вечно трезвые бичи.

Ехал он, ехал, да так и не доехал!

Наполню я ванную до краев,
Брошусь печально на дно.
Пышное, белое тело мое
Заплачет душистым шампо.

Чуткие ножки свело от тоски,
Сердце дымит без огня,
О как не хватает могучей руки,
Чтобы крепко потерла меня.

Припев:
Мальчики, мальчики, мальчики, мальчики,
Где вы, Ромео, живете?
Верные, добрые, чуткие мальчики,
Что же вы так много пьете?

Недавно ко мне принесли жениха,
Он был омерзительно пьян.
Грозился кому-то пустить потроха,
И а-а-блевал мой диван.

Всю ночь он храпел, а очнувшись чуть свет,
Стал с ревом терзать мою грудь.
И требовал, нет, не любовных утех,
А рупь на кошмарную жуть.

Припев.

Ой, что это? Что это? Прыщик на лбу!
О Боже, ну как дальше жить?
Я скоро от этих мучений помру,
Так и не успев возлюбить.

Припев.

Я - церковь без крестов
Лечу, раскинув руки.
Вдоль сонных берегов
Окаменевшей муки.
Я - вера без причин.
Я - правда без начала.
Ты слышишь, как вскричала
Душа среди осин.

Я - птица без небес.
Я - каменное эхо.
Полузабытых мест
Печальная примета.
Полночная Луна
Мои бинтует раны,
Да серые туманы
Купают купола.

Я - церковь без крестов
Стекаю вечно в землю,
Словам ушедшим внемлю
Да пению ветров.
Я - память без добра.
Я - знанье без стремлений.
Остывшая звезда
Пропавших поколений.

В душе моей темно,
Наколки о изменах,
Разбитое стекло,
Истерзанные стены.
А завтра я умру,
Прольётся дождь покоя.
Из памяти уйду,
Взорвавшись над рекою.

У нас в деревне были тоже хиппаны,
Но всех - увы! - уже давно позабирали,
И я один, заплаты ставя на шузы,
Пытаюсь встать, да что-то ноги отказали.
Да, я последний из колхозных могикан,
Лежу и плачу, поминая всю систему,
Как на стриту таскали дружно на стакан,
Как найтовали мы с герлой по кличке Э-э-э...!

Хиппаны, хиппаны, хиппаны, Пинк Флойд!
Хиппаны, хиппаны, хиппаны, Пинк Флойд!
Хиппаны, хиппаны, хиппаны, Джон Леннон!
Хиппаны, хиппаны, хиппаны, кайф!
Хиппаны, хиппаны, хиппаны... О хиппаны!

Вчера забил я свой единственный косяк,
Вчера тащился я последний раз на кайфе.
Сегодня, выпив кружку чая натощак,
Не смог представить, что фузю на овердрайве.
Да, делать нечего, вылазят волоса,
Придётся завтра мне пахать на провиант,
Лежу и слушаю, как воет эмигрант,
Какая там у них, в Америке, тоска...

Хиппаны, хиппаны, хиппаны !
Хиппаны, хиппаны, хиппаны, тусовка !
Хиппаны, хиппаны, хиппаны !
Хиппаны, хиппаны, хиппаны, дрова!
Хиппаны, хиппаны, хиппаны... О хиппаны!

У нас в коммуне был Василий основной,
Он тихий ужас наводил на всё село,
Ах, Вася, Вася, почему ты не со мной?
Не били б панки мне по роже ни за что!
Где отыскать мне ваши тертые следы?
Пропали все, и нет ничьих координат.
А может стопом мне поехать в Ленинград,
А там найду хоть одного возле Невы.

Хиппаны, хиппаны, хиппаны !
Хиппаны, хиппаны, хиппаны !
Хиппаны, хиппаны, хиппаны !
Хиппаны, хиппаны, хиппаны !
Хиппаны, хиппаны, хиппаны... О хиппаны!

Он часто приходит ко мне по утрам,
Он ломится в дверь, он стучится в окно,
Он звонит через час, а на вопрос "Кто там?"
Отвечает смеясь "Мы знакомы давно".
Он выпивает мой кофе, он курит мой чай
Он чешет моей щеткой свой последний зуб.
Глубокомысленно молчит об одном невзначай
Говорит.

Он знает про всё, он знает про всех,
Что ….. Гребенщиков, кого побил Рикошет,
Он цитирует Будду,
Будто Будда он сам,
Но на него посмотреть,
Это ж просто говно.

Он рано уехал с гастролей домой,
Зная, что дверь без замка, ключи в любимом углу.
Улыбается гад, наблюдая за мной.
Он агент КГБ,
Он агент ЦРУ.

Тусовщик!.. Я скажу на прощанье тебе: «Уйди на…»
Ты похож на засохший кусочек ля-ля.
Ты не нашего теста…
Пальбой,
Картинами,
Болтовнёй,
Ты похож…
Я не люблю…
…………………………
Я просто плюю.
Тусовщик, когда ты помрёшь,
Я построю тебе мавзолей
В моём красном углу.

Я чествую вас, сыновья дипломатов,
Юристов, министров и профессоров.
Ожиревших актрис, журналистов, магнатов,
Многотомных поэтов и суперпевцов.
Короче, тех, кого всегда у нас вызывают на "бис".
Тех, кто всегда легко пролезет без виз.

Припев:
Раскройте рты, сорвите уборы -
По улице чешут мальчики-мажоры.
Раскройте рты, сорвите уборы -
На папиных "Волгах" - мальчики-мажоры.

Кичевая дрянь завернута в тело.
Душа это? Нет? Какое вам дело?
И так всё легко соплякам и просто -
Папаша добьется служебного роста.
Папаша попросит весь зал кричать ему "бис".
Папаша исполнит любой сыночкин каприз.

Припев.

Зарывшись в объемах секс-бюрократок,
Уткнувшись в плюющее счастьем видео,
Нежась в минорах новомодных кастратов,
Мажоры грустят по испанской корриде.
И хочется бедным в Майями или в Париж.
А вот Уфа, Ленинград - вот это престиж.

А те из них, кто подрос немного,
Лепят фильмы о счастливом быте,
Варят статьи о прямых дорогах
Или открывают дверцы в МИДе.
Они уже - те...
Они уже - те...

Тут критик воскликнет: "Здесь всё в чёрном свете.
Ведь есть у тузов и молодцы сыновья".
Дружок, я всё знаю, я сам, брат, из этих,
Но в песне не понял ты, увы, ...ничего.

Припев.

Я весь - скрученный нерв
Моя глотка - бикфордов шнур,
Которая рвется от натиска сфер,
Тех, что я разверну.
Я - поэт заходящего дня,
Слишком многого не люблю.
Если ты, судьба, оскорбишь меня
Я просто тебя убью!
Я - пастырь, я - красный волк
Дрессировке не поддаюсь.
Пасу беззубых словечек полк
И, конечно, на них женюсь. Ха!
Я, я - электрический стул,
Слишком долго не посидишь.
Я Вселенной вчера между глаз звезданул,
Подняв свой земной престиж.

Припев:
Сквозь голодную толпу, стоящую за искусством
Лезу, раскинув всех без очереди я!
Поднапри веселей мы искусству
Без сомнений прорубим русло.
Мы искусству прорубим русло
Становитесь за мной, друзья!

Я весь живой человек,
Я падал тысячи раз,
Сотнею - проклят, сотней - воспет,
И снова встаю сейчас.
Я обожаю красивую жизнь
И нашу великую грязь.
Кого трясет - тот может пройтись,
Кто трус - из телеги вылазь!
Я называю плохое - дерьмом,
А хорошее - красотой.
Если что не разрежу умом,
Распакую своей душой.
К чёрту слёзы - от них тоска,
Наше время не терпит соплей.
Посмотри, старина, на любого щенка -
Он резвее тебя и злей!

Припев.

И я не расстрелян, я не в тюрьме,
Хотя то желают мне.
Друг мой лучший, доброволец-судья,
Мещанин, я хочу тебя. Ха!
Ты - клочок мягкой ваты в ушах
Ты - здоровый оскопленный пень.
У тебя мой крик вызывает страх,
Как и будущий Судный день.
Ты боишься всего, что не можешь понять,
Для тебя лишь вечно вчера.
Ты мечтаешь в лапки топорик взять
Взамен голубого пера.
Вот тогда бы ты показал себя...
Что там раньше шипел Гапон?
Ничего, дружок, мы побьём тебя,
А История выкинет вон!

Припев.

Нас сомненья грызут. Я сомнениям этим не рад.
Эта мерзкая тяжесть в груди разбивает любовь.
А пока мы сидим и страдаем, скулим у захлопнутых врат,
Нас колотит уже чем попало, да в глаз или в бровь.

Вот хитрейшие просто давно положили на все.
Налепив быстро мягкий мирок на привычных их телу костях,
Лишь смеются над нами, погрязшими в глупых страстях.
Им давно наплевать на любое, твое и мое.

Припев:
Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет.
Я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет.

Вопрошаем отцов, но не легче от стройных речей.
Не собрать и частичный ответ из подержаных фраз.
Их тяжелая юность прошла вдалеке от вещей,
Тех, которые так переполнили доверху нас.

И когда нам так хочется громко и долго кричать,
Вся огромная наша родня умоляет молчать.
И частенько, не веря уже в одряхлевших богов,
Сыновья пропивают награды примерных отцов.

В суете наступает совсем одинокая ночь.
Лезут мысли о третьем конце, и уже не до сна.
Но на следующий вечер приводим мы ту, что не прочь.
И тихонько сползая с постели отступает война.

Припев.

Эфемерное счастье наполнило медом эфир.
Славим радость большого труда, непонятного смыслом своим.
Славим радость побед, по малейшему поводу - пир.
И уж лучше не думать, что завтра настанет за ним.

Безразличные грезы, прощаясь одна за другой,
Улетают, навечно покинув еще одного.
Он лежит и гниет, что-то желтое льет изо рта.
Это просто неизрасходованная слюна.

Сладость тело питала, но скоро закончился срок.
Он подъехал незримо к черте, где все рвется за миг.
И в застывших глазах, обращенных к началам дорог,
Затвердел и остался навек неродившийся крик.

Припев. (2 раза)

Мне выпал счастливый билет...
Мне выпал счастливый билет...
Мне выпал...

Не стреляй в воробьев, не стреляй голубей,
Не стреляй просто так из рогатки своей.
Эй, малыш, не стреляй и не хвастай другим,
Что без промаха бьешь по мишеням живым.
Ты все тиры излазил, народ удивлял,
Как отличный стрелок призы получал,
Бил с улыбкой, не целясь, навскидку и влет,
А кругом говорили: "Вот парню везет!"

Не стреляй!
Не стреляй!
Не стреляй!
Не стреляй!
Не стреляй!

И случилось однажды, о чем так мечтал.
Он в горящую точку планеты попал.
А когда наконец-то вернулся домой,
Он свой старенький тир обходил стороной.
И когда кто-нибудь вспоминал о войне,
Он топил свою совесть в тяжелом вине.
Перед ним, как живой, тот парнишка стоял.
Тот, который его об одном умолял:

Не стреляй!
Не стреляй!
Не стреляй!
Не стреляй!
Не стреляй!

Два пальца вверх - это победа,
И это два пальца в глаза.
Мы бьемся насмерть во вторник за среду,
Но не понимаем уже четверга.
В этом мире того, что хотелось бы нам - нет,
Мы верим что в силах его изменить - да! Но...

Припев:
Революция, ты научила нас
Верить в несправедливость добра.
Сколько миров мы сжигаем в час
Во имя твоего святого костра.

Человечье мясо сладко на вкус.
Это знают Иуды блокадных зим.
Что вам на завтрак? Опять Иисус?
Ешьте, но знайте, мы вам не простим.
В этом мире того, что хотелось бы нам - нет,
Мы верим что в силах его изменить - да! Но...

Припев.

И что же нам делать, о чем же нам петь?
Над чьими плечами моя голова?
Сколько афганей стоит смерть,
Если наша жизнь - не права?
В этом мире того, что хотелось бы нам - нет,
Мы верим что в силах его изменить - да! Но...

Припев. (2 раза)

Оглянулся, всё тихо, хвоста вроде нет
Колодец двора, яма чёрного хода
Заколочено. Чёрт бы побрал этот свет,
Липнущий сверху чухонским уродом.
Выход - гнилая пожарная лестница
Хрупкая, сволочь, и окна вокруг.
Ползут этажи так убийственно медленно
Мимо дрожащих, истерзанных рук.
Что пялишься, дура, я ведь не голый!
Я не к тебе, я не бабник, не вор!
Я - террорист! Я - Иван Помидоров!
Хватит трепаться, наш козырь - террор!

Тра-та-та-та-та-та!
Тра-та-та-та-та-та!

Гремит под ногами дырявая крыша,
Ныряю в чердачный удушливый мрак.
Пока вся нормально. Голуби, тише!
Гадьте спокойно, я вам не враг.
Вот он - тайник, из него дуло чёрное
Вытащил, вытер, проверил затвор
Ткнул пулемётом в стекло закопчённое
В морды кварталов, грызущих простор.
Гул голосов снизу нервною лапою
Сгрёб суету в роковые тиски.
Скучно вам, серые? Щас я накапаю
Правду на смирные ваши мозги.

Тра-та-та-та-та-та!
Тра-та-та-та-та-та!

Замер народ перерезанный болями
Дёрнулся, охнул, сорвался на визг
Моя психоделическая какофония
Взорвала середину, право-лево, верх-низ.
Жрите бесплатно, царёчки природы,
Мысли, идеи, всё то, чем я жил.
Рвите беззубыми ртами свободу,
Вонзившуюся вам между жил.

Тра-та-та-та-та-та!
Тра-та-та-та-та-та!

Люди опомнились, опрокурорились
Влезли на крышу, - Вяжи подлеца!
- Я ж холостыми, - харкая кровью,
Он выл на допросах, еле дыша.
- Ради любви к вам пошёл я на муки,
Вы же святыни свои растеряли!
- Нечего, падла, народ баламутить!
Взяли и вправду его... Тра-та-та-та!

Да здравствует наш Ленинградский Рок-Клуб!
Самый гуманный и справедливый Рок-Клуб в мире!
И теперь не надо бояться человека с ружьём!

Мне сегодня лейтенант сказал: "Старшина!
Пойдёшь в наряд на Рубинштейна!
Что смотришь волком? Бодрее вид!
Порезвишься там, ты ж не инвалид.
Но смотри, за порядок отвечаешь мне -
Там часто бывает, как на войне.
А если что-то будет не так -
Инструкции знаешь, ты в них мастак."

Припев:
Милиционер в Рок-Клубе!
Милиционер в Рок-Клубе!
Милиционер в Рок-Клубе!
Милиционер в Рок-Клубе!
Милиционер!

А я торчу на "Алисе", "ДДТ" и "Кино".
На живого БГ посмотреть давно
Я хочу, я знаю - он будет там.
О Боже, как повезло всем нам.
Но порядок есть порядок - Куда? Сидеть!
Молчать! Не кричать! Не петь!
Я не знаю, что будет. Я вижу, что есть.
Эти парни запросто могут сесть.

Припев.

Наконец-то кончается этот бардак.
Куда ты лезешь? Сиди, чудак!
Приходи-ка ты лучше ко мне домой,
Разольём, попоём, ты ж боже ж мой.
Я сам-то тамбовский, на очередь встал,
Я бы тоже, быть может, вам здесь сплясал,
Да лимит, понимаешь, ещё год трубить,
Дружба - дружбой, а служба - службой!

Припев. (2 раза)

Умирая во сне, я часто шепчу о любви,
Но верю в любовь, пока она далеко.
Одиночество спит у меня на прохладной груди.
Я лежу, я курю, медитирую, я вникаю в окно.

Припев:
О-па! О-па!
О где же, где же ты, Европа?
Смотрю задумчиво в окно,
Но заколочено оно.

Эй, жертва огня! Прикрути свой назойливый свет.
Как жалок твой крик, как, однако, мудра тишина.
Ты жаждешь свободы, ты пьёшь, ты ползёшь за ней вслед.
Ты тоскуешь, родимый, но не ведаешь, как эта баба страшна.

Припев.

При слове "добро" я привычно впадаю в стресс.
Россия-красавица, ты же мрачнее чумы.
Я только на кладбище верю в прогресс,
И вижу, как вам далеко еще до весны.
Я знаю народ, я всё про него прочитал,
Лишь просвещенье и соки способны его изменить.
Народ меня ждёт, да я, к сожаленью, устал.
О, только не надо меня, пожалуйста, бить.

О-па! О-па! Разбитые очки.
О-па! О-па! Сгораю от тоски.

Кто с мечом к нам придёт,
Тот от меча и погибнет!

Мама!
Он не панк, он не хиппи, он не хэви-металлист,
Он не мажор, не тусовщик, мама, он не буддист,
Он не нюхает клей, он не курит траву,
Он отделает любого теоретика кунг-фу.

Припев:
Мама! Мама! Мама! Мама!
Я любера люблю!

Он за железный порядок, он скромно одет,
Он почти без наколок, мама, он - интеллигент!
От заграничной заразы он спасает Москву,
Он торчит от Кобзона, он жалеет Му-му.

Припев.

Он мне дарит цепочки, он мне дарит значки,
В его кожаной куртке звенят пятачки
Кажну ночь из Москвы он мне привозит трофей:
Скальпы вражеских панков, амулеты хиппей.

Припев.

Люблю...
Люблю...

Большая женщина на пляже, величиной - шестая мира
Почесывает сонно заборы между ног.
Ты ни кому не отдалась, но всем нужна твоя квартира
Как уши чешет Запад, как пятки жжет Восток.

Припев:
Большая женщина!
Большая женщина!
Большая женщина!
Большая женщина!

Большая женщина на плахе косметических решений
Очередной хирург, подав наркоз, наводит красоту.
Большая женщина, ты снова голодна, но где то семя,
Которым мы тебя набили, чтоб увеличить полноту?

Припев.

Я падаю с высот твоей груди.
Я заблудившийся в тайге твоих волос.
Хочу тебя обнять, хочу в тебя войти,
Люблю тебя. Вставай, колосс!

Припев.

Обдолбаный Вася с обдолбаной Машей
Стоял у Сайгона, на кубик шабашил,
Стоял у Огрызка, на шарик шабашил.

Тут к ним подползает обдолбаный Сеня.
Семен с воскресенья торчит в полный рост.
Семен с воскресенья торчит в полный рост.

Приносит тут Гришу обдолбаный Федя
- Ну как поторчали? - Ништяк, всё Ok.
Сидели на газе, на стройке здесь рядом.
Сторчав два баллона, решили поесть.

Обдолбаный Сеня взглянул с омерзеньем
На долбаный Невский, говно - не страна!
- Пошли-ка долбиться! - воскликнула Маша.
Что ж кайфу здесь нету. Пошли, старина.

Я - церковь без крестов.
Лечу, раскинув руки.
Вдоль сонных берегов
Окаменевшей муки.
Я - вера без причин.
Я - правда без начала.
Ты слышишь, как вскричала
Душа среди осин?

Я - птица без небес.
Я - каменное эхо.
Полузабытых мест
Печальная примета.
Полночная Луна
Мои бинтует раны,
Да серые туманы
Купают купола.

Я - церковь без крестов
Стекаю вечно в землю,
Словам ушедшим внемлю,
Да пению ветров.
Я - память без добра.
Я - знанье без стремлений.
Остывшая звезда
Пропавших поколений.

В душе моей темно,
Наколки о изменах,
Разбитое стекло,
Истерзанные стены.
А завтра я умру,
Прольётся дождь покоя.
Из памяти уйду,
Взорвавшись над рекою.

Как сладко бояться того, чего нет,
Плещется что-то в груди.
Как просто вникать в наркотический бред,
О том, что все еще впереди.
Как легко верить в то, что нам с детства долбят,
Сомневаться в чем-либо лень.
Хорошо засыпать, жрать и дев целовать.
Пусть всегда будет выходной день!

Припев:
О не пинайте дохлую собаку,
Она не может вас уже укусить.
Ну конечно, вы не виноваты
В том, что не сумели как хотелось прожить.

"Традиция - это обглоданный труп" -
Когда-то кричал Мейерхольд.
Вы тоже пыхтели, но загнаны в круг,
Разбавляя портвейном покой.
Теперь молодые ломают рога,
И в стены колотятся лбом.
А ваши потуги уже не игра,
И вам - наш дурак рок-н-ролл.

Припев.

В России рок-звезды хлещут вино
В кругу переодетых козлов.
Нам делая ручкой, уходят на дно,
Сюжет этот, правда, не нов.
Да, завтра нам тридцать, тяжелая быль,
А скоро быть может конец...
И уже кое-кто натянул, сдунув пыль,
Камуфляжный терновый венец.

Припев.

Суббота. Икоту поднял час прилива.
Время стошнило прокисшей золой.
Город штормит, ухмыляется криво,
Штурмом взяв финскую финку залива,
Режется насмерть чухонской водой.
Серое нечто с морщинистой кожей,
Усыпанной пепельной перхотью звёзд,
Стонет и пьёт одноглазая рожа.

Жалко скребётся в затылке прохожий,
Бледным потомком докуренных грёз.
Траурный митинг сегодня назначили
Мы по усопшей стране, господа.
Все песни - распроданы, смыслы - утрачены.
Где вы, герои войны и труда?
Заколотили мы в рощу дубовую
И закопали её под Невой.

Надо бы, надо бы родить бабу новую,
Светлу, понятну, идейно толковую,
Да грешный наследный вредит геморрой.
Кладбище. Небо, хлебнув политуры,
Взракетило дыбом антенны волос.
Мне снится потоп сумасшествий с натуры:
Пушкин рисует гроб всплывшей культуры,
Медный Пётр добывает стране купорос!
Медный Пётр добывает стране купорос!
Медный Пётр добывает стране купорос!